Андрей отпихнул свою тарелку раздраженным жестом.
– Само собой, я ничего не имею против. Если только твои сборы, Магдалина, не затянутся слишком долго. Я намерен выехать как можно скорее. Дела не требуют отлагательств.
– Я не задержу тебя, кузен, – Магдалина вышла из-за стола. – Дядя Матвей, тетя Эмили…
– Будь осторожна, дорогая, – нахмурилась тетя. – Не надевай светлое платье.
– Да-да, – буркнул Матвей Эльвен. – Андрей, ты тоже будь осторожен. И возьми с собой револьвер!
– Отец! – скривился Андрей. – Впрочем… как скажете.
– Возьми-возьми, сынок, – снова затрусил головой Мосдей. – Считай, что у нас тут война началась.
Коричневый фаэтон с капюшоном и сиденьями вишневого цвета катил по Малой Финиковой улице. Арабская лошадь серой масти по кличке Гвоздика, запряженная в экипаж, споро переставляла стройные ноги, – дорога к воздушному порту была ей хорошо знакома.
Темнокожий Кахи, сжимавший поводья, напряженно всматривался по сторонам. Из-за пояса его темно-синих шаровар торчала рубчатая рукоятка пистолета.
Магдалина и Андрей сидели плечом к плечу. Андрей вертел в руках жилеточные часы, точно опаздывал на рейсовый дирижабль или на свидание. Магдалина обмахивалась веером. Мемфис, к которому она едва-едва успела привыкнуть, повернулся к ней до сего момента скрытым, теневым боком и снова стал чужим.
Кроны пальм низко нависали над брусчаткой. Время от времени жесткие листья скрежетали по откидному верху экипажа, и от этого звука все трое втягивали головы в плечи. Гвоздика флегматично подергивала хвостом, отгоняя слепней. По Малой Финиковой разрешалось передвигаться только гужевому транспорту, поэтому в иных обстоятельствах поездка сошла бы за прогулку. Но гнетущая атмосфера ощущалась и здесь.
На каждом перекрестке дежурили конные и пешие полицейские. Сегодня поверх мундиров служители порядка надели архаичные на вид кирасы. Помимо обычных деревянных дубинок, многие из полицейских были вооружены капсульными ружьями. Никто из них не пил ледяные коктейли и не жевал пончики, и каждый был словно натянутая струна.
Возле продуктовых лавок и магазинов с хозяйственными товарами толпились люди. С одной стороны, горожане не выказывали беспокойства: ну, собрались в длиннющую очередь, ну, продвигаются упорно к прилавкам, ну, уходят, нагруженные точно верблюды мешками с продуктами и всякой дребеденью вроде свечей, спичек… С другой стороны, от этой обыденности и немногословности Магдалину бросало в дрожь. Была какая-то обреченность в молчаливом спокойствии и муравьиной деловитости местных. Невольно приходило в голову, что современная цивилизация Нового Царства стоит на плечах суровой и противоестественной для просвещенного европейца культуре поклонения смерти. Жители сегодняшнего Мемфиса – потомки тех, кто едва ли не от рождения готовил себя к погребению по сложному обряду. До сих пор по обе стороны Нила белеют руины древних некрополей; человечество сгинет, а они останутся в опустевшем мире напоминанием о былом величии тех, кто жил лишь для того, чтобы умереть.
Что-то тяжелое врезалось в кудлатую крону пальмы, под которой проезжал фаэтон. Брызнули в стороны перепуганные воробьи. Пронеслась над брусчаткой крылатая тень. Все произошло столь быстро, что Магдалина не поняла, кто бы мог эту тень отбрасывать. Но Кахи и кузен, похоже, ничего не заметили. Лишь Гвоздика встревоженно всхрапнула, затем подняла голову и заржала. Кахи дернул поводья.
– Скажи, Андрей… – обратилась к кузену Магдалина. – Так ли безумно предположение советника Мукеша о том, что сработали портальные пирамиды, как полагает твой отец?
Андрей подбросил ухоженным ногтем крышку часов, затем щелчком вернул ее на место.
– Слова советника пустопорожни хотя бы потому, что в Абидосе не подтверждено наличие портальных пирамид, – лениво отозвался он. – Что говорят по этому поводу эзотерики – дело десятое… Зато портальных пирамид хватает в окрестностях Мемфиса. Впрочем, тебе, дочери профессора астрономии, меньше, чем другим стоит принимать мифы Старого и Нового Царства за чистую монету.
Магдалина задумчиво постучала веером по лакированному борту фаэтона.
– Это так, братец. Но, по моему глубокому убеждению, наука не может дать ответы на все вопросы. Это тем более очевидно здесь, в Мемфисе, где до сих пор живо то, что ученые называют особой энергией, а другие попросту именуют волшебством.
Андрей прекратил забавляться с часами. Уставился на бритый затылок Кахи, усеянный блестящими каплями пота. Затем хмуро произнес:
– В Старом Царстве верили, что портальные пирамиды открывают проход в мир мертвых. Условия, при которых они должны активироваться, неизвестны. То ли звездам необходимо встать правильно. То ли для этого нужен выброс энергии – «особой» или же самой обыкновенной, – сопоставимый по мощности с извержением вулкана.
– Ах вот ты к чему клонишь… – Магдалина помассировала виски. – И снова эта жара!
– Знаешь ли, у нас тут центр страны одним махом оказался в руинах, – Андрей поиграл желваками точно так же, как это делал его отец. – Нам для полного счастья не хватало лишь угрозы со стороны забитых старыми костями развалин, которым больше пяти тысяч лет в обед! Поэтому я никуда не клоню, а лишь отвечаю на твой вопрос.
– Очень мило с твоей стороны… – обиделась Магдалина.
– Прости, – спохватился Андрей. – Бессонная ночь… Этот красный свет в небе, – он взял Магдалину за руку, – словно рваная рана. Ты видела?
– А почему тебе не спалось, братец? – удивилась Магдалина.
Андрей хмыкнул.
– Ты обратила внимание – почему-то никто не спал этой ночью.
Магдалина вспомнила, что дядя был в костюме, а тетя Эмили и матушка Птанифер – в своих обычных одеждах. Как будто никто не ложился.
И дело, наверное, было не в Роланде и не в ней, что бы она себе ни выдумывала. Предчувствие катастрофы навалилось на каждого. Никто не мог объяснить, что заставляет его бодрствовать в предрассветный час. Вернее, объяснений имелась уйма: жара, пережитое накануне волнение, обострение хронических болезней… Но все это было не то.
– Действительно, – согласилась с кузеном Магдалина.
Малая Финиковая слилась с широким, точно река, проспектом Седьмого Обелиска. Экипаж сразу же накрыло облаком угольного дыма, который вырывался из спаренных труб переполненного пассажирами омнибуса. Кахи направил Гвоздику на полосу, выделенную для гужевого транспорта.
Было шумно. Стучали по брусчатке копыта лошадей и верблюдов, скрипели колеса повозок и экипажей. Рокотали паромобили, угрожающе гудели перегретыми котлами, лязгали поршнями, истерично квакали клаксонами. Розоватая пыль клубилась над раскаленным дорожным полотном. Лица водителей паромобилей, извозчиков и даже некоторых пассажиров были темны от осевшей на них угольной копоти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});